Очередное продолжение. Сл глава будет после сдачи рисунка и живописи.
Не единожды в фильмах ужасов, маньяки, прежде чем убить жертву, включают громкую музыку. Маргарет не отклонялась от этой, прелестнейшей, по её мнению традиции. Но её подборка была весьма странной и чаще удивляла Эдварда даже больше, чем жертв. И все же он не мог не согласится – лица жертв просто надо было видеть, когда вместо ревущего тяжелого металла или другой агрессивно ревущей музыки, оба садиста танцевали под макарену.
Маргарет, бывало, отплясывала безумные танцы, размахивая широкой юбкой, и стуча босыми ногами по холодному полу. Она хлопала в ладоши в такт кастаньетам, махала одной рукой, будто у неё был бубен, виляла бедрами, как если бы у неё был пояс с монетками для восточных танцев. Эдвард сидел в кресле, которое притащил сюда, в подвал, и, наблюдая за этим спектаклем, в такт музыки притоптывал ногой или махал мысом ботинка, если сидел закинув ногу на ногу. Мора не стесняясь жертв, не скупилась и на танцы с элементами стриптиза, что приводило к тому, что прежде чем умирать несколько часов в страшных муках, жертвы наблюдали не только танцы девушки с безумной улыбкой, но и вынуждены были ждать, пора пара насладиться любовными утехами на том самом кресле. Девушка радушно предлагала ему «позабавиться» или подключить к их интимной жизни еще одну девушку. Эдвард всегда отказывался, и снова оставался зрителем безумного театра богини смерти Мораны, сидя в том же кресле. И лишь однажды девушка сильно обиделась на него, когда он не выдержал и рассмеялся в голос, в тот момент, когда его возлюбленная, за неимением нужного элемента, решила заменить змею, человеческой рукой, изображая танец со змеей. Маргарет с яростью бросила руку на пол, и, топнув ножкой, сложила руки на груди и фыркнула как рассерженная лошадь. В тот день Эдварду пришлось не только готовить ужин, но и весь оставшийся вечер виновато молчать, до тех пор, пока «богиня» не сменила гнев на милость, и не кинула в него оливкой из своего блюда. Развеселившись от своей шалости, смеясь как нимфа, Маргарет устроила игру в салочки вокруг стола, и по дороге в спальню, где окончательно простила своего ненаглядного.
Несомненно, Эдвард был для неё всем. Она не то что не могла долго сердиться на него, она даже не могла представить чтобы они поссорились. Их жизнь до предложения руки и после ни разу не была омрачена серьезной ссорой. Каждый раз она ожидала подвоха, но потом к ней пришла истина - вероятно, так оно и должно быть. С того самого момента, как он взял её за запястье, как в её тесный мирок, напоминающий серую комнату, ворвался свежий ветер, несущий лепестки цветов и запах новой, счастливой, и до этого неведомой ей жизни. Раньше, Маргарет каждый засыпала с мыслью, чтобы следующий день не наступил, а если и наступит, то пусть кончиться скорее. А сейчас больше всего на свете она боялась этого. Боялась, что она не увидит его глаз, улыбки, и его теплая рука не коснется её всегда холодных рук. Эдвард стал для неё целым миром, девушка не представляла себе жизни без него, и твердо решила, что если всетаки что-то случиться она немедленно уйдет вслед за своим возлюбленным.
Кто бы мог заподозрить в девушке то чудовище, что вырывается на волю, когда она спускается в подвал? Соседи сразу полюбили молодую пару. Вежливые и любезные, они зарекомендовали себя как влюбленные, не чающие души друг в друге. К ним без надобности никогда лишний раз не заходили, все не хотели помешать уединению молодой семьи. Да если что, они были всегда первыми, кто помогал нуждающимся. Эдвард осматривал иногда кошек у старых кошатниц, или помогал им донести продукты до дома. Да и вообще по мелочи… А Маргарет в отличии от распутной молодежи всегда ходила в длинных юбках, низких каблуках, вульгарно не красилась, со всеми здоровалась. Возвращаясь домой с покупками, она кормила бродячих животных и крошила птицам хлеб, и только потом, со спокойной душой входила в дом.
Каждая их жертва вылавливалась с особой тщательностью. Когда Эдвард уходил за ними, Маргарет желала ему счастливой охоты. Девушек и не крупных мужчин юноша привозил ночами, когда соседи мирно спали. Иногда жертвы приходили по доброй воли, но были слишком пьяны. Покидали они потом дом Маргарет и Эдварда тоже по-разному.
Подозрительно тихо было в доме. Значит Маргарет в подвале. Но и там какая-то слишком загадочная тишина. Готовиться? Ну, разуметься, без него она не начинает. Она никогда не устраивает веселья в подвале без него. Эдвард закрыл дверь, и спустился вниз. Открыв дверь, он по привычке потянулся к выключателю, но так и замер с вытянутой рукой.
Все железные столы были придвинуты к стенам вплотную и накрыты черными тряпками. Под одной из них просматривался женский силуэт, где в районе рта ткань медленно приподнималась и опускалась. Там лежала их сегодняшняя гостья, которая еще не пришла в себя. Но в остальном подвал было не узнать. Невозможно было сказать, сколько тут было свечей, больших и маленьких, черных, белых и красных. Огоньки мягко плясали, освещая сидящую на полу Маргарет, облаченную в сливового цвета кимоно, с белыми цветами и черными птицами. Волосы её были убраны, но вместо палочек для волос, в прическе, отражая свет свечей, переливались лезвия скальпелей. На веках кораллового цвета тени и черная подводка, и алый бантик губ на белом лице. Вот только волосы не черные, и даже не прямые.
Когда он вошел, она щелкнула кнопочкой на магнитофоне. Заиграла приятная музыка. Хоть девушка пела на японском, но Эдвард знал, что песня зовется «Всегда со мной». Точнее помнил. Мора как-то раз упомянула об этом названии, когда напевала песню.
Маргарет знала, что ей не выучить японского танца, но танцуя импровизированный танец с веером, она старалась изо всех сил хотя бы создать нужную обстановку. Эдвард не мог не оценить её стараний. После танца и выпитого саке, они привели в чувство их гостью. Маргарет перевязала ей рот с такой силой, что из уголков губ пошла кровь. При помощи веревочного бондажа девушку подвесили над полом.
Мора с поклоном и уважением протянула своему господину что-то черное. Длинная треххвостая плеть рассекла воздух и в подвале прозвучали первые стоны. Маргарет сменила музыку и сделала громче. Эдвард не жалел, бил сильно, делая замах от плеча. Когда он отступил на пару шагов, то позволил своей рыжеволосой гейше протереть спину гостьи мокрой от соляного раствора тряпкой. В течение всего вечера Мора лишь подавала ему разные инструменты, иногда, спросив разрешения, целовала ему запястье, перед тем, как он наносил следующий удар.
Когда Эдвард отложил последнюю иглу, которую он не успел в ставить в тело жертвы, потерявшей сознание от боли, он повернулся с Маргарет. Кимоно с шелестом упало к её ногам. Она вытащила скальпели, и освобожденные волосы покрыли её плечи. Привязанную девушку подняли еще выше и Мора, встав под неё, стала делать глубокие надрезы в разных местах её тела. На залитый кровью пол рыжеволосая девушка бросила лепестки роз и легла ровно так, чтобы кровь, которая еще стекала с подвешенного тела, попадала на неё. Девушка изящным движением поманила к себе Эдварда.
Догорели последние свечи, под музыку и громкие стоны всходило над домом солнце, вот только в подвале этого не было видно. Там подходило к завершению празднование дня рождения Эдварда.