Всего одна фраза брата про зиму заставила её вспомнить, как все начиналось.
Дальнейшая судьба была у них совсем разная. Но, все равно, они были единственными, кого Элизабет звала котятами всегда, несмотря на возраст.
Джек взял её за руку.
– Расскажи хоть немного, что случилось? – спросил он тихо.
читать дальше– Элизабет родила ребенка, – ответила неожиданно Катарина, и эта фраза буквально рассекла воздух.
Магда всхлипнула. Джек, с недоуменно раскрытым от неожиданности ртом, быстро развернулся к Катарине. Проходящий мимо неплотно закрытой двери Андорус резко остановился.
Он терпеть не мог подслушивать, но по-другому в замке никак, если только не пытать людей.
- Что-что ты сказала? – переспросил Джек. А потом помотал головой, - Но это же бред, это невозможно! Уж насколько я плохо во всем разбираюсь, но даже я знаю, что…что... ну, – он замялся, - Мертвая женщина не может родить живого ребенка.
- Ой, можно подумать, правила мироздания для тебя и Элизабет имели хоть какое-то значение, – фыркнула Магда, – Они же существуют, чтобы их нарушать.
- Но настолько! О-го-го, как много я пропустил! А что, оборотней теперь тоже можно вылечить? А мужчины рожают детей? А…
- Джек, просто заткнись, – посоветовала ему сестра.
Снова возникла неловкая пауза. Андорус, стоявший за дверью, сел на пол и оперся о стену спиной.
- Но, постойте, это же хорошо, верно? – вдруг спросил Джек и поймав только вопросительные взгляды, продолжил, - Ну вероятно родила она от того, от кого хотела, а значит все должны быть счастливы, или я совсем ничего не понял?
- Да тут такое дело… В общем, не знаем мы, человек он или нет, – ответила Магда.
- Да и черт бы с ним! Это же ребенок самой Элизабет – от важности сказанной фразы Джек одну руку приложил к сердцу, а другую вытянул к потолку, – И будь у него хоть три ноги, это ничего не меняет. Но… - он оглянулся и тихо спросил, - У него же не три ноги?
- Нет, ног у него нужное количество, равно как и остальных частей тела. Да вот только его отцу не нужен ребенок, грязный по крови. По сути дела, этот малыш теперь какая-то загадка природы. Кто знает, может он помрет через неделю? Может он не пьет кровь и молока грудного? Может, его поить особым зельем надо, чтобы он жил, а наша главная зельеварщица как в воду канула…- начала рассуждать Магда, и её дополнила Катарина:
- Да, с её проблемами только в омут с головой.
Андорус резко поднял голову, которую до этого склонил на поджатые к груди колени. Ну конечно! Рывком поднялся на ноги. Конечно! Вот место, где он её не искал. Снова коридоры, факелы, белая дверь…
- Элизабет, - ласково позвал он её. Она открыла глаза, поморщилась, как от солнечного света. Хотя света в пещере не было, и быть не могло даже от факела.
Рукой она вытерла воду со своего лица, и стала тереть глаза и переносицу, словно у неё болела голова.
Андорус сидел, и голова вампирши покоилась на его колене.
Наконец она очнулась. Наконец, весь ад через который ему только что пришлось пройти – кончился. Поборов всех демонов в прямом смысле слова, он достал её со дна. Изрядно потрепанный инферналами и крокодилом, со сломанным мечом поодаль от себя, он чувствовал, как срастаются переломанные кости, побывавшие в огромных челюстях. Но больше всего вампир сейчас чувствовал страх. Страх неизвестности. Что теперь будет, ведь она прогнала его, а он проявляет наглость уже второй раз. Ударит его по лицу? Бросит в омут обратно? Разорвет самостоятельно? Хочется зажмуриться и желать, чтобы все побыстрее кончилось. Но это будет признаком слабости, а рядом с ней он не может позволить себе такую роскошь как слабость.
- Привет.
Что? Не может быть. Она улыбается, да как нежно, ласково, усталой улыбкой.
Когда-то он уже видел такую улыбку, когда они просыпались вместе. Когда немыслимо было подумать, что такая пара может распасться, а проснувшись, он может не увидеть её голубых глаз.
Он замер. И было от чего. Её рука, слабая, легкая, изящная, будто светящаяся в темноте мягким лунным светом, коснулась его волос, а потом и лица. Пальцы ласковым движением погладили щеку. И улыбается…
Сколько всего он хочет ей сказать, о том как любит её, как боялся за неё, как он рад, что все в порядке. Что она говорит с ним, какое счастье, но…
- Элизабет, - выдохнул он, и более ничего сказать не смог, только с жаром прижался к её руке, как зверь нуждающийся в ласке.
- Ох, опять растерял все свое красноречие, да? – сказала она и тихо засмеялась. Потом чуть привстала и, хмыкнув, добавила, - А, ну конечно, я же голая.
И тут только он понял, насколько она права. За всей этой церемонией спасения он и не заметил, что вынырнул из черных вод с обнаженной красавицей. А теперь, ему только и оставалось, что смущенно отвернуться.
- Да перестань ты! – пожурила она его, - можно подумать никогда голой меня не видел. Экая невидаль – голая баба.
Легко ей говорить. Он повернул голову обратно, и теперь ни на что не мог смотреть, кроме как на неё. На округлые бедра, на стройные ноги, на изящные изгибы талии, на упругие груди, на молочную кожу… Вспомнив о галантности, он дотянулся до плаща, который скинул, собираясь нырять в черную воду. И вот белоснежное тело скрылось под плотной черной тканью, с золотыми узорами где то почти у самого края. Накрывая её, он случайно коснулся её нагого тела и вздрогнул. Воспоминания нахлынули как цунами. Казалось, прошло больше пяти лет, а было это если не вчера, то позавчера.
Listen or download Emily Browning Sweet Dreams for free on Prostopleer
Такая красивая, такая желанная. Вновь распущенные волосы, белые как снег, гладкие как шелк. Они летят при каждом повороте. Нежная ручка в его руке. Вторая на его плече, невесомая. Змеей вьется её тело, такое счастье держать её за талию. Еще утром его рука лежала на ней же, но не облаченной в фиолетовое платье, не утянутой расшитым корсетом. Так! Прочь эти мысли, а то возбуждение не заставит себя ждать.
Но, кажется, уже поздно. Элизабет уловила, о чем он подумал. Заговорчески улыбается. Ей тоже невыносимо скучно на этом балу. Прикладывает руку ко лбу, театральным плавным движением. Мол, устала. Это видели все. А, то как она медленно провела ею по лицу, по темным губам, по белой щеке, видел только он. И этого было достаточно. Сумасводящая.
Берет его за руку, идет медленно. И вот они уже в коридоре. Теперь быстро-быстро до дальней комнаты в конце коридора после поворота направо. Прямо как подростки, которые скрываются от родителей.
Игривая.
Захлопнулась дверь. Она прижимает его к себе, рукой проводит по его щеке, все ниже и ниже…убрала резко, закрыла на замок дверь.
- Элизабет… - шепчет он, когда она прижимается к нему всем телом, трется как кошка. Быстрые руки уже расстегнули все пуговицы его черного, расшитого золотом кафтана. Он что-то хотел ей сказать. Удар по лицу. Её пощечины такие сильные, что заставляют голову поворачиваться в профиль. Сейчас он уже привык, а раньше еще и по инерции делал шаг назад. Наказывает. Хочет тишины, нет – требует тишины. И сразу после обжигающей боли страстный поцелуй. Ласково гладит его тело, но это обман. Сразу же резко тянет за ворот, первые три пуговицы слетают под таким натиском. Не жалко. Это мелочи. Если она захочет, то может рвать его на куски, вырвать его сердце так же, как пуговицы. Черные властные ногти по хозяйски проводят линии по его шее, по его ключицам. Второй рукой она крепко прижимает его к стене, будто боится, что жертва сбежит.
Никогда.
- Элизабет! – это уже мольба, ведь её губы касаются его шеи, язык оставляет скользкую дорожку от ключицы до уха. Кусает, но пока только мочку уха, и ласково. Одергивает его руки, не позволяет прижать, повалить на кровать. И все что он может, это повторять её имя.
Отошла на шаг, еще один. Расстегнула корсет, он даже не на железных костях. Зачем ей, с её то фигурой утяжелять себя «броней». Кокетливо опустив глаза, словно демонстрируя покорность, симметрично тянет платье по плечам с двух сторон, до тех пор, пока ткань с шелестом не падает к её ногам, а руки её прикрывают грудь. Венера кисти Боттичелли.
Теперь его очередь. Шаг медленный, всего один. Нерешительный. Но движения уверенные, ускоренные с растущим возбуждением. Ощутить её тело под своей рукой. Прижать, гладить волосы, и целовать, покрывать поцелуями шею, ключицы, грудь. Выгибается, мягкая, податливая, как воск в его руках. Стонет.
Боль. Схватила за волосы стянутые в хвост, оттащила от себя резким движением, настолько сильным, что голова запрокинута теперь назад, открыв шею. Эти волны удовольствия от корней волос по всему позвоночнику, когда её клыки вонзаются в его шею. Не отпуская, стягивает с него кафтан. Рубашку. Наврятли боится запачкать, просто не хочет терять время. Кровь из шеи течет по его груди.
Отпустила. Резко, но с улыбкой толкнула в грудь, бросила на кровать. Бледный палец окрасился его кровью - движение, которым смертные девушки пробуют сливки с торта. С упоением она опускает его в рот, обсасывает, словно пробует его кровь в первый раз. Причмокнув, заканчивает с этим театром, и забирается сверху. Позволяет снять с себя кружевное белье, остается в одних чулках. Бросается на него, целует, покусывает, зарывает ногти в волосы, позволяет гладить её, прижимать. Рычит. Звук расстегивающегося ремня, молнии.
Невозможно сдержать стона. Мертвецки холодные для человека, но обжигающе горячие для вампира руки. Прикосновения и боль. Второй рукой вцепилась в его бедро, черные ногти ставшие когтями вошли в плоть.
Он вздрогнул. Она слизывает кровь, которая течет из ранок, в которые вставлены когти. Её язык так близко… Но она не сделает того, что он так страстно ждет, ведь она знает его желания. Такие предсказуемые, банальные, мужские.
Он не смог сдержать громкого стона. Обманула. Сделала это. Такой горячий язык. Рука машинально схватила её волосы. Не смог сдержать этого движения, за что и поплатился. Вторая рука вошла в районе тазовой кости, вызвав кровь.
Надо сдержаться, но черт, как сложно!
Одну руку вытащила, но лишь за тем, чтобы вытянуть её и провести пять кровавых дорожек вдоль его тела. Он закусил губу, мысленно кроя себя на чем свет стоит. Тело больше не принадлежит ему, и он сжимает руки в кулаки под волной оргазма.
Она не сердится на него - казалось, только этого и ждала. Победительница. Ждет пока он отдохнет, слизывает кровь с его тела, пачкает в ней свои белые волосы. Ложиться рядом, поворачивает его голову к себе, целует ласково и нежно. От былой грубости не следа, только ласковые поцелуи теперь покрывают его шею, ключицу, плечо.
Ловким движением она вытаскивает небольшой нож, который держится в поясе от чулок. Андорус давно прозвал его «нож для жертвоприношений». Берет его руку и сосредоточенно делает надрез вдоль всего пальца. Он проводит им ей по губам, словно крася их. Она облизывается, проводит языком по его пальцу, полностью берет его в рот, обсасывает. Он резко валит её на спину. Рычит, шипит, вырывается. Почти натурально.
- Подожди! – просит она. И моментальная ярость вспыхивает в его глазах. Он обезумел от страсти, забыл, что значит ждать, только здесь и сейчас!
Она притягивает его к себе, и всего одной фразой, сказанной томным голосом окончательно сводит с ума.
- Я хочу в небе.
- Потом! – сквозь зубы отвечает он. Она не успевает возразить, а может и не хочет. Он резко входит в неё, она любит, когда он с ней груб, когда демонстрирует силу. Именно в такие моменты, она позволяет себе быть слабой. Откинула голову, вцепилась ему в спину. Стонет так, что хочется слушать это вечно. Так сладко.
Он кусает её в подставленную, незащищенную шею. Она кричит от удовольствия. Выгибается, двигается с ним в такт. Рвет когтями кожу на его спине. И… вонзает клыки в его шею. Божественно.
Боль и наслаждение связаны неразрывно, по-другому у них не бывает. Такого он не испытывал еще ни с кем. Кажется, что она знает о нем все. Исполняет самые потаенные желания.
И вот он отпускает её, когда она, выгнувшись, вся дрожит. Теперь он позволяет ей отдохнуть. Белые волосы разметались по кровати, как фата невесты. Скоро, совсем скоро он сделает ей предложение, но она еще не знает об этом, хотя…что можно от неё скрыть? Она умна, догадлива, прозорлива, читает как книгу, что от неё скроешь? Идеальная. Невозможно представить без неё жизни.
И вот уже как кошка, вскочила с кровати, шаг назад, еще один. Поворот. Танцует. Резкое движение – руки к небу и два огромных крыла теперь за её спиной, такие черные, что теперь она кажется еще белее.
Окно открыто нараспашку. Она встает на подоконник и прыгает, спиной вперед, выполняя прыжок ныряльщика - полуоборот назад прогнувшись. Не долетая до земли, раскрывает крылья. Взмах, еще – и вот она уже высоко в небе на фоне луны. Оттолкнувшись от подоконника, он летит вслед за ней, сразу ввысь.
Что только не придумают вампиры во время своих любовных утех, чтобы разнообразить их. По сути, их ничто не ограничивает, раны зарастут, а наркотические и опьяняющие вещества не причинят вреда. Пути к удовольствиям бывают самыми различными. Но, все же, все это делается в замках, скрываясь от посторонних глаз.
Но для этой пары не было ограничений, ни в чем. И молодые граф и графиня нагими кружили в ночном небе, исполняя брачные воздушные танцы орлов, совершенно не беспокоясь, что за ними могут наблюдать из окон замка их гости. Им нечего было стесняться, свою любовь и страсть они демонстрировали, как могли, а их положение было настолько высоко, что, займись они любовью в бальном зале при всех, никто бы не посмел сказать им и слова. И сейчас, после всего, они вернутся к собравшимся. И те будут говорить с ними, как будто ничего не видели. Лишь дамы будут заливаться краской, жадно раздевая взглядом молодого вампира, а мужчины даже не посмеют поднять глаз на красавицу Элизабет, боясь её гордого взора.
Ведь она никогда не опустит глаз, не зальется краской. Она горда, величава, и кто-то за глаза называет её – Королева. Хотя нет у неё царства, и править ей некем.
Глаза цвета аквамарина, которые когда-то пленили его сердце, теперь сменили цвет. На него смотрели два черных агата, чернее воды за её спиной, чернее зимнего ночного неба, чернее китайской туши, которой выписаны его любовные письма, которые никогда не придут по адресу. Все они либо сжигаются почти сразу, либо прячутся в дальний ящик. Она не должна их видеть, иначе ярость исказит её лицо, она ненавидит его признания. Ему разрешено было остаться, с условием, что он будет тише воды, ниже травы. И все же, нельзя отрицать, она по-прежнему любит его, но любовью тихой, нежной, непонятной. Любит по-своему.
- Прости Элизабет, но, ты же знаешь, - он опускает голову, улыбается. – Рядом с тобой я всегда буду влюбленным дураком.
- Почему ты оправдываешь свою глупость любовью? – улыбается она в ответ.
- Хорошо-хорошо, - я просто дурак. Был и всегда им буду.
- Так то лучше. Но! – она щелкнула его по виску. – Терпеть не могу когда ты тут же со мной соглашаешься.
- А что с тобой спорить? Легче снова нырнуть к твоему крокодилу.
- О.. – она обернулась и посмотрела вниз, крепко держась за шею вампира, чтобы не свалиться. – Я надеюсь, ты не очень поранил моего малыша, мужлан?
- Ничего не могу гарантировать. Я не нанес ему ничего смертельнее, чем обиду на меня на всю жизнь.
- Вот ты! – она не смогла придумать подходящего эпитета, и просто тихо вздохнула, - Вы что, мирно договориться не могли?
- Да я даже не знаю его имени!
- Честно говоря, я тоже, – пожала плечами вампирша, и они оба засмеялись.
Ему никуда не хотелось уходить. Вот бы она вечно лежала у него на руках, и гладила его волосы, иногда касаясь лица. Андорус и думать забыл о тех, кто беспокоится за неё, там, наверху. Вне этого безумного места.
- Надо бы вернуться, но я не хочу никого видеть. Я вообще ничего не хочу теперь, – она прижалась к нему. Осторожным движением он стал гладить её по спине и плечам.
- Отдохни немного, ты очень устала. Повари зелье…
- Зелье? – Элизабет подняла голову, и он понял, что сморозил глупость, сказав ей ассоциативное слово, напрямую связанное с отцом её ребенка.
- Ну или поедем поохотимся, на кабанов, например.
- Нет- нет! Зелье отличная идея. А еще, я хочу видеть его. Да! Вот, что мне нужно.
- О чем ты? – он поморщился, предчувствуя приключение.
- Портал. Ты так много слышал о нем, пора нам туда наведаться. Раз уж я все равно от тебя не отделаюсь, – сказала вампирша с наигранной досадой и тоской.
- А где тот, ненастоящий? Я кстати говоря давненько его не видел.
Элизабет задумалась. Глаза её забегали, словно она вспоминала место, где забыла маленькую, дорогую сердцу вещицу. Вспоминала, где была с ней. Когда последний раз брала в руки, куда могла положить.
Наконец память вернула ей потерянный образ, и она прижала ладонь к своим губам.
- Ой, – она посмотрела на Андоруса и добавила чуть тише. – Так неудобно получилось. Ты понимаешь, он, видимо, от переизбытка напряжения, исходящего от мысли о будущем отцовстве, отправился в лес. Ладно, шучу. Он ушел раньше, чем я отправилась рожать ему сына. Черт его знает, чего он туда пошел, не думаю, что от излишней сентиментальности пошел мне лесные цветы ночью рвать. Или грибы собирать к завтраку. Но он ушел. И не вернулся. Потому что, когда все кончилось, и я обратилась, то после разговора с сестрой я вылетела на охоту. Собственно, первым кто мне попался, был он. А я была злая и очень голодная.
- Остались от козлика рожки да ножки? – хохоча, спросил Андорус.
- Я уже говорила тебе, что ты дурак? Нет, так я повторюсь, ты дурак!
- Ну прости, прости, не хотел тебя обидеть.
- Да нет же, я не в этом плане, – она насупилась, – Ничего там не осталось. Я сильно голодная была, – вампирша сделала вид, что смутилась, словно её застукали за ночной трапезой во время диеты.