
Этот мир похож на мир книг Голодные Игры.
Но здесь нет Игр как таковых, здесь придумали другой метод демонстрации власти Капитолия, и устрашения простого люда. В теле каждого человека вживлен чип, именно он способен убить вас страшной смертью, если вы не придете раз в год на площадь.
И вот стройной вереницей идет народ на большое поле, как идут смотреть салюты, или устраивать ярмарки. Огромная заснеженная местность, день прекрасный, светит солнце. «Мороз и солнце, день чудесный».
Не выбирают людей, не везут из в Капитолий, народ празднует сам. Все должны радоваться, продолжать праздновать Жатву в то время как в метре от них мучают выбранных людей. Это может быть кто угодно. Нет никакой лотереи.
Выбранные люди встают в круг, и тянут руки к солнцу. И так и стоят. Можно подумать это такой финал хоровода, вообще все сильно напоминает празднование масленицы. Но потом вы замечаете, если присмотреться, ноги этих людей всего сантиметр не достают до земли, а руки неестественно вытянуты вверх, а лицом они уже давно не смотрят в небо, кто-то давно потерял сознание. Чипы в их телах, заставляют их мышцы растягиваться, они подвешены словно на дыбе, и суждено им либо скончаться от нестерпимых мук, либо от голода, либо рано или поздно их разорвет. Ты можешь помочь им, но с тебя возьмут плату. Какую? Скорее всего, часть твоего тела. Но, иногда, они словно в шутку, могут попытаться просто унизить тебя. Снять не кожу, а всеголишь одежду, отрезать не кисть руки, не половые органы, палец ноги, а всеголишь.. срезать волосы.
Но я об этом не знала, а может и знала. Но мной двигало иное чувство, то, которое рождается в душе когда видишь среди этих людей родного твоему сердцу человека, своего. И я хожу по этому полю, среди людей, боясь посмотреть в этот круг. И, не зря. Там, уже несколько часов, опустив голову на грудь, руками наверх, как и все остальные, висит Затемненный. Волосы закрывают его лицо, собственно по худой фигуре и по ним я узнаю его еще за много метров до самого круга. Я бегу туда. Я падаю в снег, перед Миротворцами.
«— Нет! — кричу я и бросаюсь вперед.
Замаха уже не остановить, да и силы не хватит. Остается одно: я падаю прямо на Гейла, раскинув руки, чтобы закрыть собой его тело. И принимаю на себя всю силу удара. Плеть обжигает левую половину лица.Боль — ослепительная, мгновенная. Перед глазами зажигаются молнии, ноги подкашиваются, и я валюсь на колени, прижимая к щеке ладонь. Лицо начинает оплывать, левый глаз уже плохо видит. Булыжники мостовой покраснели от крови Гейла. Кажется, ей пропитался даже воздух. Из груди вырывается вопль:
— Не надо! Вы его убьете!
Мельком вижу лицо палача. Жесткий рот, у которого пролегли глубокие морщины. Седые волосы сбриты почти наголо. Длинный прямой нос покраснел на морозе. Глаза — черные, зрачков почти не видно, уставились на меня. Мощная рука замахивается снова. Невольно тянусь к плечу, но, разумеется, лук и стрелы остались в лесу. Стискиваю зубы, ожидая второго удара.»
(с) И вспыхнет пламя. (голодные игры)
Возможно, я крикнула тоже самое. Я не могу вспомнить точные слова. Ну а как иначе? Это же мой друг, дорогой мне человек.
- Не вопрос. – щелкает пальцами Миротворец. Будто срезаются невидимые веревки и тело Затемненного валиться в снег, но я знаю, он дышит. – Срезай волосы.
- Что?! – кричу я. – Ни за что! Они у меня растут по сантиметру за четыре года! Я никогда не смогу отрастить такие длинные!
Я просто ненавижу этого мужика, я уже начинаю плакать, я кричу на всю площадь, но никто не поворачивается. Как декорации ходят люди, делают свои дела, им велено радоваться празднику, и пусть никто даже не улыбается, но и не повернет головы тоже. Я убегаю, бегу прочь, так быстро, что мне больно от холодного ветра. Я плачу, ничего не вижу перед собой, у меня истерика.
Зима кончилась. Я бегу по осенним улицам, по парку где только прошел дождь, асфальт и песок еще мокрые. Мимо меня черными тенями иногда виднеются фигуры цыган. Я бегу домой, в старую, страшненькую квартиру, я падаю на пол и плачу. Приходит мама. Она рассказывает, что если к определенному времени я не срежу волосы минимум на 20 сантиметров, то благодаря чипу в моем теле моя кровь вскипит и я сгорю изнутри, умирая в страшных муках.
- Я же буду страшная! Меня никто не будет любить! Я сама себя буду ненавидеть! Так нельзя! Я не хочу лишаться своей красоты!
И тут я понимаю, что до конца срока осталось 20 минут. Я бегу куда-то потому что ножниц дома нет, я забегаю в какую то школу, и там, где-то у охранника я беру ножницы. Мама снова рядом, я отдаю ножницы ей, и закрываю лицо руками. Я вижу как на пол падают мои красно-рыжие кудри, чувствую холод лезвия у шеи. Теперь у меня самые длинные это передние прядки, чтобы я совсем не была похожа на маму по прическе. Я поднимаю дрожащую руку, чтобы коснуться головы. Для меня это равносильно нащупать там страшную рану. Но там мягкие, как у барашка, крупные локоны, но не длиннее трех сантиметров. Плюс еще и заворачиваются.
Я снова бегу, опять в квартиру, я плачу, я бегу в душ, я чувствую себя мерзкой, грязной, отвратительной, ужасно некрасивой. Хотя, тут уже ирония случая. Как в мультиках когда персонаж видит себя в зеркале жирным, а на самом деле он уже анорексик. И я – вижу себя очень страшной, точнее ощущаю, уродливой. А камера показывает меня со стороны – у меня стройное, поджарое тело с легким загаром. Неярко выраженный, но красивый пресс, спортивные ноги, словно я бегут или велосипедистка. И лицо такое красивое – глаза большие, ресницы черные, а глаза цветом как у ирбиса. Скулы теперь более очерченные, я на самом деле прекрасна и прическа мне очень идет, и кудряшки мягкие и красно-медные, сияют, переливаются. Но я считаю, что жизнь моя кончена.
- Теперь я точно сделаю себе еще одну татуировку, - говорю я, - теперь у меня достаточно оснований. Или я покончу жизнь самоубийством! – это уже чисто бабская истерика, я же могла умереть итак, зачем теперь лишать себя жизни? Кстати у меня итак есть лишние тату, цветы украшают мое право плечо, начинаясь от шеи, вдоль ключицы и на руку.
Я выхожу из душа, натягиваю на голое тело красивые серо-голубые шорты с бахромушками, короткие, подчеркивающие красоту моих ног. Белый топ, который как и шорты сразу становится мокрым. Я сажусь на пол, подбираю ноги, сжимаюсь в комок и плачу, рыдаю, мне так больно, мне так обидно. Я понимаю, что уже ничего не будет как раньше, я больше никогда не смогу так взмахнуть волосами, они никогда не станут такими длинными.

У тебя, безусловно, были причины
Выиграть первый бой.
Но вряд ли ты потрудился представить,
Все, что это повлечет за собой.
(с)
-вот к чему эти сказки приводят -быть в роли жертвы, что бы спастись ценой жертвы очень близкого мне человека... Стою ли этого? -сложно судить самому, но "если в небе зажигаются звёзды, значит это кому-то нужно"(с) -после того намного больше ценю свою жизнь, и ещё больше нутрю этого человека, прекрасного в любом воплощении, какой бы ни была длина волос...
Затемнённый, откуда цитата про звезды, напомни пожалуйста
"Пиздец", как никто-то другой, идеально характеризует впечатление о сне Хх
Маяковский, мой любимый Маяковский, ещё до того, как воплотились в жизнь его мечты об (анти)утопии...
Послушайте!